АДВОКАТУРА: ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ

Валерий Николаевич Цомартов после окончания университета работал следователем прокуратуры одного из районных центров республики, следователем прокуратуры Промышленного района города Орджоникидзе. Окончил аспирантуру юридического факультета Московского государственного университета, был членом Верховного суда СОАССР. С 1985 года занимался адвокатской деятельностью. С 2007 года назначен на должность Председателя комиссии по правам человека при Главе Республики Северная Осетия – Алания. Более 30 лет имеет юридический стаж, в сфере правозащитной деятельности набрал богатый опыт, способствующий решению практически любого вопроса, который возникает в правовой сфере, имеет более 2000 судебных процессов.

С ним встретилась наш корреспондент Тамара Макиева и попросила ответить на ряд вопросов.
– Уважаемый Валерий Николаевич! Прежде всего прошу Вас рассказать о том почему Вы решили посвятить себя профессии юриста.

– Мне с детства нравилась эта профессия. Разумеется, были и юношеская романтика, желание всегда добиваться справедливости. Наверно, это и стало главной причиной при выборе профессии.

– Валерий Николаевич, начнем как бы издалека: что такое правовое государство?

– Правовое государство – это общество, в котором имеется достаточно развитая правовая система, регулирующая все виды взаимоотношений между его членами: имущественные, административные, хозяйственные; которая позволяет каждому члену общества заранее предвидеть возможные последствия своих действий, возможную реакцию государства на эти действия. Будет ли он наказан или вознагражден, получит ли он какую-либо материальную выгоду от данного действия или не получит; может ли он доверять тому или иному государственному органу или частному лицу. Потому что если он, допустим, имеет отношения с частным лицом и это лицо окажется недобросовестным, то государство в лице правосудия встанет на защиту его интересов. На мой взгляд понятие правового государства несколько шире, потому что такие взаимоотношения, когда все регулируется правовой системой и дает человеку надежность существования возможны далеко не в каждом обществе. Это возможно только в том обществе, которое имеет определенный нравственный строй. Если этот строй сам по себе является стимулом для создания этого режима надежности, атмосферы надежности. Если нравственный строй разложен, деформирован или не создан, то даже наличие правовой системы, то есть правового государства, не обеспечивает функционирование этой системы. И потому, есть законы или их нет, все идет наперекосяк. Нравственный дух общества признает необходимость правового государства. Если это транспонировать на Россию, то можно сказать, что у нас многолетними усилиями доминантой нравственной атмосферы был страх перед государством, а не стремление иметь в обществе порядок, добро и правду. Поэтому очень трудно рассчитывать на то, что создаваемая правовая система будет в скором времени функционировать. Я считаю, что в дореволюционной России был нравственный строй, причем, может быть, он был сословный. У крестьянства был свой жестокий нравственный строй: крестьянин твердо знал, что можно, а чего нельзя, это определялось не только религиозными заветами.
Это были многовековые традиции, уклад, как тогда говорили. У купцов был свой нравственный строй, у интеллигенции – свой. Интеллигенция потому и была интеллигенцией, что была носительницей наиболее высокого нравственного уклада. На сегодняшний день все это разрушено. И у нас налицо волчье общество, в котором доминирует жестокость – она развивается прямо на глазах. Вот я, будучи адвокатом, наблюдаю, как в обществе активно развивается жестокость, безжалостность, потребность в ненависти, как это ни поразительно звучит. Когото нужно ненавидеть, чтобы объяснить собственные беды. Не я виноват – виноват кто-то. Поэтому существует потребность в ненависти…

– Перестройка началась примерно 25 лет назад. Произошли ли за это время кардинальные изменения в нашей судебной системе?

– Одно кардинальное изменение произошло – оно лежит на поверхности: ликвидировалась категория дел, находившихся на контроле в партийный органах. Ведь язвой того правосудия была не работа суда вообще, а – заказные дела. Они решались только так, как считали райком, обком, ЦК. Сейчас, правда, возникла новая зависимость: президентская, спонсорская и так далее… Я считаю, что за пределом контролируемого партийными органами круга дел тогдашняя судебная система функционировала нормально. И были грамотные судьи, и толковые юристы, и можно было добиться толка, если был хороший адвокат. Сейчас в этом отношении стало несколько хуже, как это ни печально. Материальное положение судей плачевно, что приводит к их коррумпированности. По гражданским, имущественным делам решение сегодня можно просто купить. Практически всех судей порочить нельзя, но явление это достаточно распространено. Ухудшилась техническая сторона функциональной судебной системы: дела бесконечно долго не рассматриваются; средств повлиять на это нет никаких; большинство судей ленятся, кроме того, они несменяемы на сегодняшний день, поэтому их очень трудно отстранить от должности за подобные нарушения.

– Увеличилась ли гарантия того, что невиновный не будет осужден?

– Да, она увеличилась. Во-первых, введен суд присяжных – к сожалению, не везде и не полностью. Суд присяжных – это одно из величайших достижений человеческой цивилизации. В суде присяжных дела рассматриваются судьями совести; а поскольку совесть у нации все-таки сохраняется, то суд присяжных работает. Поэтому при наличии защиты невиновных не осудят. Это первое обстоятельство. Второе – отсутствие дел, о которых я вам говорил: подконтрольных партийным органам. Сценарий процесса и даже суровость наказания определялись за стенами суда. Хотя это был относительно узкий круг дел, но все-таки это было. По остальной массе дел положение осталось на том же уровне: в принципе шансы на правильное разрешение дела невиновного человека увеличились, но сказать, что это повсеместно и стопроцентно – невозможно.

– Гарантирует ли закон равенство сторон, участвующих в процессе, и как на практике осуществляется это равенство?

– Процессуальные нормы достаточно четко оговаривают права сторон, и, следовательно, процессуально равноправие сторон обеспечивается. Что касается практики, то я не могу сказать, что практика сильно уходит от установленного законом порядка: права примерно равны, и судьи стараются это соблюдать, чтобы не вызывать нареканий на очевидное неравноправие. При всем этом условия жизни и работы создают ситуацию, при которой судья постоянно работает с данным прокурором. Естественно, что отношения там более тесные, чем у судьи с адвокатом. Прокурор может сидеть в комнате судьи, высказывать свои пожелания в отношении исхода дела – это тоже проявление неравноправия сторон. Подчас эта неравноправность проявляется и в том, что прокурор, пропустивший срок опротестования приговора, может вполне рассчитывать на то, что судья без всяких оснований этот срок восстановит. То есть на практике элементы неравноправия сторон есть, но сказать, что сегодня это определяет лицо правосудия я не могу. Это было бы несправедливо.

–Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать адвокат – и личными, и профессиональными?

–Есть в этом вопросе программа-минимум и программа-максимум. Для того, чтобы работать адвокатом, достаточно иметь высшее юридическое образование и быть человеком добросовестным. Это программа-минимум. Адвокат должен быть порядочным, иметь определенные нравственные принципы, должен быть широко образованным человеком в своей области, высококультурным – чтобы владеть словом, письменной речью.

– Валерий Николаевич, какие чувства испытываете Вы, когда встречаетесь со своими подзащитными в тюрьме, в комнате для свиданий?

– Адвокат испытывает ту же гамму чувств, которую испытывает обычный человек в этой экстремальной ситуации. Но тут есть одна особенность, которую сформулировал один английский адвокат. Когда его спросили, как он может защищать преступника, он ответил: “Я не вправе принимать на себя функции судьи. Мне кажется, что он виновен, но я тоже могу ошибаться. И, следовательно, я должен делать свое дело, сообщая свое представление о том, достаточны или недостаточны улики, заслуживает или не заслуживает человек снисхождения – и не более того. Выплескивать свое эмоциональное отношение к делу адвокат не должен”. Эта цитата достаточно полно отражает отношение адвоката к своей работе. Иногда судьба может подарить адвокату дело, по которому он видит: здесь явная ошибка, или явная натяжка, или явный произвол. Тогда он может дать волю своим эмоциям. Мои речи тоже бывают достаточно эмоциональны, если я твердо убежден, что я говорю дело, правду. Тогда я могу быть жестким в своих выступлениях.

–Но если Вы и ваши коллеги видите абсурдность толкования закона, значит, нужно разъяснение Верховного суда о правильном толковании?

– Конечно, такое толкование требуется.

– Что бы Вы немедленно сделали, будь вы: Генеральным прокурором России или Председателем Верховного суда?

– Мне очень трудно ответить на вопрос в такой форме, ибо названные вами руководители бессильны сделать что-либо кардинальное для того, чтобы существенно улучшить работу правоохранительных органов. Более того, я не уверен, что и государственная власть может решительно улучшить работу правовой системы, потому что чисто структурные и даже процессуальные преобразования проблемы не решат. Для того чтобы лучше начала работать правовая система, должны возникнуть предпосылки в нравственном строе общества. Только тогда, когда общество будет поддерживать деятельность правоохранительных структур, а не противостоять им, можно рассчитывать на то, что работа их станет более эффективной.

– Спасибо за интервью, Валерий Николаевич. Желаем Вам здоровья и плодотворной работы долгие годы!